Путин столкнулся с кризисом: обстоятельства толкают его на новые ошибки, – Кость Бондаренко

Путин столкнулся с кризисом: обстоятельства толкают его на новые ошибки, – Кость Бондаренко

События последних недель показывают, что президент Российской Федерации столкнулся с кризисом: первоначальные планы на 2022 год дают сбой, сейчас необходимо принимать новые решения, а обстоятельства толкают на все новые и новые ошибки. Многослойность процессов, происходящих в мире, а также двойственность поставленных задач иногда не дают возможность отделить стратегию от тактики, а исполнители в окружении Путина показали недостаточный уровень компетенции.

Процесс принятия решений осуществляется в «узком кругу ограниченных лиц», которые в значительной степени исчерпали свой креативный и управленческий потенциал, а притока новых кадров сегодня не наблюдается. Столь любимый Путиным Иосиф Сталин был силен как раз способностью привлекать в сложной ситуации именно новые, свежие кадры, которые в переломные моменты истории играли важнейшую роль. Более того: как бы цинично это не звучало, но если бы задача войны с Германией лежала на плечах «героев гражданской войны» и «первых советских маршалов», война была бы проиграна еще в 1941 году –абсолютная неадекватность моменту фигур Тимошенко, Буденного и Ворошилова была очевидна. Но этот урок не был осмыслен Путиным.

Изначально война с Украиной (или – в российской терминологии «специальная военная операция») задумывалась как тактическое действие, но не самоцель. Стратегически Путин хотел продемонстрировать Западу, то он а) готов вернуть войну в арсенал международной политики; б) готов бросить вызов Западу; в) готов начать борьбу за возвращение контроля над территориями, входящими в сферу национальных интересов России. Но «украинский фронт» был одним из направлений действий россиян. Точек соприкосновения интересов на самом деле было намного больше – это и Сирия, и Ближний Восток, и Средняя Азия, и энергетические вопросы, и расширение НАТО, и вопросы Северного торгового морского пути, и усиление БРИКС (на фоне распада монополярного мира), и контроль над Арктикой, и вопросы влияния на тихоокеанский регион, и продвижение интересов в Африке и Латинской Америке. Каждый из этих вопросов был не менее важен с точки зрения тактических задач, чем «специальная военная операция» в Украине.

«СВО» стала реакцией не столько на неуступчивость украинского руководства, сколько на срыв переговоров с НАТО и США в январе 2022 года: Запад отказал России в признании ее равной и в удовлетворении ее запросов и требований. Россия показала, что шутить она не намерена. Но одновременно «специальная военная операция» не давала ответ на вопрос: а что делать дальше с Украиной? Что будет являться критерием победы? Контроль над Донбассом? Свержение киевской власти? Захват всей территории Украины? Раздел Украины на несколько зависимых или полузависимых образований? Изначально российская власть говорила о том, что не намерена ставить под сомнение государственность Украины и даже легитимность ее властей. Но потом начались постоянные сбои в выбранном жанре. Более того: «специальная военная операция» не дала первоначальный эффект – она растянулась во времени, Россия получила несколько довольно болезненных поражений и в результате тактические задачи превратились в стратегические: Россия увязла в Украине.

Решение Путина провести мобилизацию, хоть и ограниченную, уже не оставляют сомнений: «специальная военная операция» превращается в полноценную войну. В свое время маршал Борис Шапошников, один из наиболее талантливых советских военачальников и военных теоретиков, писал:

«Мобилизация является не только признаком войны, но и самой войной. Приказ правительства об объявлении мобилизации есть фактическое объявление войны. … В современных условиях мобилизующее государство должно заранее принять твердое решение о ведении войны. … Под общей мобилизацией понимается такой факт, когда уже не может быть возврата к мирному положению. … Мы считаем целесообразным видом мобилизации только общую, как напряжение всех сил и средств, необходимых для достижения победы». В военной науке есть такое понятие, как «теорема Шапошникова», которая звучит как «Мобилизация есть война, и иного понимания ее мы не мыслим».

Публицист Виктор Суворов позже писал, что «Решившись на мобилизацию, надо твердо идти до конца — начинать войну. … Мобилизация не может быть частичной. … Вопрос ставится: да или нет».

То есть, начав «частичную мобилизацию», Россия признала, что нет «СВО», а существует полноценная война с Украиной. Хотя пока в идеологической плоскости это звучит как война с НАТО за Украину или на территории Украины, но сути это не меняет: одно дело – посылать ограниченный контингент профессиональных военных для наведения порядка и переподчинения Украины интересам российской Федерации, «освобождения братьев-украинцев из-под ига США и НАТО и их марионеток-бандеровцев», а другое дело – начать мобилизацию 300 тысяч человек по всей России.

Влияние пропаганды вряд ли будет эффективным. Никто не отменял слова Августа Стринберга относительно того, что «Когда власть захочет отнять у вас жизнь, она начинает называть себя Отечеством». Мобилизация никогда и нигде не была популярным явлением (в том числе и в Украине), но в России вообще вызвала серьезную реакцию – не в плане выхода людей на акции протеста (протестные акции были малоубедительными и анемичными), а в плане попыток массового бегства молодых россиян за рубеж.

Сегодня уже можно говорить о как минимум пяти ошибках, которые допустил Путин на протяжении нынешнего года.

Первая ошибка – это излишнее доверие к Виктору Медведчуку и информации, которой тот кормил Россию на протяжении последних лет. Медведчук, которого многие считали пророссийским политиком (из-за почти родственных связей с Путиным), на самом деле просто использовал российский фактор для собственного обогащения и влияния. Просчеты и провалы Вооруженных Сил РФ на начальном этапе кампании, как и изначальный план самой «специальной военной операции», — это результат той информации о настроениях в обществе и влиянии пророссийских сил, которую регулярно поставлял Медведчук. Делая ставку на Медведчука (как, впрочем, на Додона в Молдавии, Додика в Боснии и Герцеговине и т.д.), Путин лишал себя альтернативных источников информации и альтернативных каналов влияния (Мураев абсолютно не в счет – из-за политической легковесности этой фигуры).

Вторая ошибка – само решение о начале операции. Он не рассчитал силы и средства. Он не рассчитал возможный эффект от операции, надеясь, что сам факт вторжения вернет запад за стол переговоров, а украинскую власть заставит бежать из страны. Вторжение в Украину лишило Путина поддержки со стороны тех 10-15% избирателей, которые все еще положительно относились к России. Они ждали прихода россиян – но не вооруженным путем (идеальный вариант – нечто похожее на события в Крыму в 2014 году). Плюс ко всему, симпатии к России и оккупация Россией – это две большие разницы. «Специальная военная операция» стала отрезвляющим моментом для пророссийски настроенной публики внутри Украины.

Третья ошибка – это возложение функций командования операцией на генералов, прошедших войну в Сирии. Сирия и Украина – две большие разницы, и сирийский опыт в Украине не совсем уместен. В Сирии приходилось воевать с нерегулярной армией на стороне регулярной армии и легитимной власти. Враг в Сирии – это так называемая «оппозиция», с которой можно было справиться при помощи ЧВК и небольших мобильных групп, имевших базирование в нескольких точках. Война в Сирии – это попытка вклиниться в религиозно-гражданскую войну, в которой на стороне легитимной власти Асада выступили Россия и Иран (к тому же при подавляющей поддержке режима Асада со стороны сирийского народа), а на стороне «оппозиции» (религиозных фанатиков, джихадистов и т.д.) – Запад. Война в Сирии – это война в ментально чужой среде (в Украине приходится сталкиваться с носителями близкой культуры, веры, языка). К тому же сам факт, что война в Сирии длится уже девятый год, показывает: военные успехи, за которые ряд генералов получили Звезды, достаточно условны.

В Украине Россия столкнулась с массовым сопротивлением, организованным легитимной властью. Это абсолютно иной характер войны, требовавший другого уровня мышления, другой степени подготовки кадров. Это и иной ландшафт, и иные настроения мирного населения, и отсутствие баз, и большее количество городов. Переносить сирийский опыт на территорию Украины можно было только весьма условно – в украинских условиях он скорее вредил, чем помогал.

Четвертая ошибка Путина – это демонстративная сдача коллаборационистов в Харьковской области, отказ от первостепенной их эвакуации и фактическая их сдача в руки украинских спецслужб – как использованного и ненужного материала. Старый лозунг «Своих не бросаем» перестал действовать. Тем более, после того, как Путин демонстративно обменял своего кума Медведчука на 200 «азовцев». Даже в России возник вопрос: а зачем нам Медведчук? Какой от него толк? И если настолько откровенно были оставлены представители оккупационных администраций – где гарантия, что в будущем россиянам представители оккупированных территорий будут верить и будут их поддерживать?

Наконец, пятая ошибка, которая находится за пределами украинского вопроса: это «сдача» Армении в армяно-азербайджанском конфликте. По сути, вопрос поддержки или неподдержки Армении решался не исходя из стратегических целей России и даже не из соображений культурной близости, но из банальной лоббистской логики: протурецкая группа Пескова – Агаларова – Гуцериева оказалась сильнее проармянского лобби Колокольцева – Лаврова – Мишустина. На эти процессы наслоились старые обиды, недовольство Пашиняном и т.д. Результаты этой непоследовательности в процессе принятия решений и допущенных ошибок будут аукаться России еще очень долго.

Путин прилагает слишком много усилий для создания русско-турецкого союза, который крайне ненадежен и более чем ситуативен. Он не всегда отдает себе отчет в том, что Турция в своей политике и в своей дипломатии – прямая наследница Византийской империи. Россия унаследовала от Византии религию и двуглавого орла, а суть и традиции унаследовала Османская империя, а чуть позже – современная Турция. Эрдоган будет поддерживать Путина до тех пор, пока ему это будет выгодно.

Ситуация с анонсированной аннексией Луганской, Донецкой, Запорожской и Херсонской областей создает прецедент, который может быть использован Эрдоганом. Тем более, что в последнее время в Турции сторонники правящей партии все чаще демонстрируют ура-патриотические настроения и заявляют о необходимости денонсации не только Севрского и Лозаннского договоров, но и Кючук-Кайнарджийского мира 1774 года, по которому территории в Северном Причерноморье перешли под контроль Российской Империи. Если Россия может аннексировать территории, признанные мировым сообществом как суверенные территории Украины, то почему Турция не может аннексировать Африн и Маджиб на севере Сирии? И почему Азербайджан не может забрать часть армянской территории?

Ставка на Эрдогана может сыграть злую шутку с Россией: при его рейтинге в 30% и падающей популярности (из-за гигантского уровня инфляции и экономического кризиса) на президентских выборах вполне может победить либо Ахмет Давутоглу, лично отдавший приказ в ноябре 2015 года об уничтожении российского бомбардировщика Су-24, либо неокемалист Мухаррем Индже, откровенно симпатизирующий США.

Плюс ко всему Турция является потенциальным конкурентом России на Кавказе, на Ближнем Востоке и в Средней Азии. В ближайшее время, при обнаружении хотя бы малой слабины со стороны России, ее начнут выдавливать из указанных регионов.

В сложившейся ситуации Путину приходится выстраивать крайне сложную и замысловатую фигуру ближневосточной дипломатии, в которой он пытается балансировать между антагонистами — Китаем и Индией, между Индией и Пакистаном, между Саудовской Аравией и Турцией, между Ираном и Саудовской Аравией, при этом не забывая про Израиль и Палестину. Вместо стройной системы получается неустойчивая эклектика, такая себе Воронья Слободка, которая при более-менее системном подходе (США, а тем более Великобритания умеют работать системно) выйдет из-под контроля.

Проблема Путина состоит в том, что он в угоду временным союзникам готов сдавать «вечные» форпосты и интересы, что еще раз говорит об отсутствии у России долгосрочной стратегии. Есть идея – возрождение великой России, превращение России в полноценное государство-гегемон. Но нет стратегического видения путей для достижения этой цели – только набор тактических шагов.

Основным соперником Россия видит Соединенные Штаты, которым в начале 90-х годов проиграла Холодную войну, и реванш за проигрыш превратился в своеобразный незакрытый гештальт. Большинство посылов, которые сегодня звучат из уст российских политиков, на самом деле не являются угрозой Украине, а месседжами, направленными Западу.

К примеру, мобилизация 300 тысяч резервистов – это в первую очередь сигнал Соединенным Штатам (как и более раннее заявление Путина «Мы еще не начинали»). Возможность применения тактического ядерного оружия – также сигнал Штатам. Украине сигналы не посылаются. Россия отказывает Украине в субъектности, считает ее марионеточным квазигосударством, а потому всячески требует разговора «по-взрослому» — о судьбе Украины без участия Украины. Путин хотел бы в ближайшей перспективе добиться возобновления переговоров о режиме взаимодействия России и НАТО, России и США – а потому у него большая надежда на то, что в ближайшие месяцы диалог будет возобновлен (справедливости ради стоит сказать, что война в Украине бьет по интересам многих государств и ее завершение может быть с облегчением воспринято в мире).

В краткосрочной перспективе можно выделить несколько важнейших дат, вокруг которых возможно как и развитие эскалации ситуации, так и возможность переговорного процесса.

— 5 октября – заседание стран ОПЕК, очередное рассмотрение вопроса о ценах на нефть и о возможном увеличении уровня добычи нефти. За последний год ОПЕК слишком демонстративно отказывала США в обеспечении их интересов в энергетической сфере. Если будет еще один отказ – это сделает Байдена более сговорчивым по многим политическим вопросам (в перспективу установления верхней планки цен на нефть, обещанную представителями Большой Семерки, практически никто не верит).

— 7 октября – 70-летие Владимира Путина. К этому времени Россия попытается развернуть успех на Донбассе и, возможно, попытается установить контроль над всей территорией Донбасса, а также над Запорожской областью.

— 16 – 25 октября – ХХ съезд Коммунистической партии Китая. Практически ни у кого нет сомнений, что Си Цзиньпин будет переизбран на третий срок, но – что очень важно – точно потеряет свой пост нынешний глава правительства Китая Ли Кэцян, сторонник компромиссов с Соединенными Штатами. Скорее всего, ХХ съезд будет съездом «торжества ястребов». А значит – будут созданы новые вызовы американской политике в Тихом океане.

— 16 – 28 октября – 60-летие Карибского кризиса. И нынешняя ситуация во многом напоминает события тех дней. Не случайно ли Зеленский так усердно копирует образ Че Гевары, который во времена Карибского кризиса был министром промышленности Кубы?

— 4 ноября – День национального единства России. Возможно, к этому дню может быть приурочено присоединение аннексированных территорий Украины к Российской Федерации.

— 8 ноября – выборы в Палату представителей и в Сенат США. У демократов сегодня весьма шаткое положение, и их поддержка Украины в войне с Россией продиктована в первую очередь желанием перетянуть на свою сторону крупные энергетические и оружейные компании, традиционно финансирующие республиканцев. Многомиллиардные контракты, объявляемые в качестве военной помощи Украине, на самом деле идут на счета фирм американского ВПК, которые сами потом решают, какую технику и в каком объеме отгружать Украине. Эмбарго на российские энергоносители в Европе – это сигнал газо- и нефтедобывающим компаниям США. Таким образом, США, активно помогая Украине, на самом деле преследуют не принципы демократии, а банальные лоббистские схемы накануне выборов. Завершение выборов может привести к временной потере интереса со стороны США к Украине и переключения на внутриамериканские проблемы.

— 15 – 16 ноября – саммит «Большой Двадцатки», на котором будут присутствовать и Владимир Путин, и Джозеф Байден. Возможность личного общения двух лидеров и расстановки точек над «i»

— 18 ноября – 80-летие начала операции «Уран», в ходе которой советские войска перешли в контрнаступление под Сталинградом и спустя 2,5 месяца завершили операцию разгромом нацистов. Этой теме будет уделено очень много внимания в России – в плане пропагандистской работы.

— 20 ноября – 80-летие Джо Байдена. Психологический момент и акцент на «геронтократии» в США.

— Наконец, 30 декабря – 100-летие со дня основания Союза Советских Социалистических Республик.

Путин очень любит даты и очень любит привязку к тем или иным событиям в мировой и отечественной истории. Такова особенность натуры.

Важный момент: Путин понимает, что за последние годы собственную субъектность и важную роль в глобальной политической жизни потерял Европейский Союз. Ранее его слово весило весьма много. Сегодня Евросоюз похож на Ночника, героя комедии французского режиссера Алена Шаба «Миллион лет до нашей эры», который постоянно предупреждает жителей племени о необходимости выключать свет, а в ответ слышит неизменное «Да пошел ты…». Отсюда – демонстративное нежелание Путина общаться с Эмманюэлем Макроном и Олафом Шольцем. Франция и Германия за последнее десятилетие продемонстрировали, что они не в силах разрешить ни один конфликт, как бы ни старались. Сегодня Путин сознательно играет на углубление кризиса в Европе – начиная от кризиса лидерства до кризиса энергетического и миграционного. Его деятельность направлена на усиление и приведение к власти внесистемных политиков или экстремистских сил (фактор Джорджии Мэлони в Италии показателен). И свои основные плоды эта деятельность даст в мае 2024 года – на выборах в Европейский парламент.

Что же касается Украины – здесь Путин создает поле для маневра, который базируется на шантаже. Он посылает сигналы – не Киеву, не Зеленскому, а «стратегическим партнерам Украины», предлагая вспомнить балканские сценарии или на худой конец корейский. На вопросы со стороны США, мол, мы не можем действовать не по правилам, он отвечает: «Думай-те. В ваших силах нажать на Зеленского. В ваших силах заставить Британию. А если нет – то о каком мировом лидерстве США может идти речь? Какие же вы лидеры?».  А запуск информации о возможном применении ядерного оружия против Украины – это  дополнительный аргумент (к слову, если он рискнет применить ядерное оружие, то это будет еще одна и самая крупная ошибка российского лидера).

Россия пытается ставить вопрос ребром: либо переговоры и переход к плану «Ялта-2», либо полноценная Третья мировая война, в которой, как говорил Путин, «они сдохнут, а мы попадем в рай».

Проблема Путина в том, что США тоже умеют и блефовать, и выдерживать паузу. Поэтому они не спешат садиться за стол переговоров. Идет война нервов. Почти как во времена Карибского кризиса. И тогда, и сейчас при власти в США находится президент-католик. Но в 1962 оду авторитета Папы Иоанна XXIII хватило, чтобы убедить Кеннеди первым пойти на уступки. В 2022 году на Престоле Святого Петра восседает далеко не столь авторитетный и энергичный Папа, а нынешний президент США является не столь ревностным и верным католиком.

У США времени на принятие решения – до конца октября (момента, когда в Китае власть полностью сосредоточится в руках «ястребов» Си Цзиньпина, а Путин демонстрирует миру, что на нынешнем этапе Турция и Саудовская Аравия – страны, находящиеся в режиме конфронтации с США – могут сыграть более важную и положительную роль в разрешении конфликта. Эрдоган и Мухаммед бин Салман (друг Кадырова, между прочим) посодействовали обмену пленными. Они вообще занимают очень конструктивную позицию (и Россия им помогает в создании иллюзии конструктивности) – в противовес «источникам зла» — США и Великобритании.

И все бы играло на пользу Путина, если бы не очевидные вещи: провал военной операции в Украине, пробуксовывание внешнеполитических конструкций, отсутствие ярких побед и достижений. Энигма Путина в 2022 году развеялась – как и миф о «второй армии мира». Путин совершил слишком много ошибок. И даже если он сможет одержать тактическую победу в Украине – это будет Пиррова победа, что-то сродни победы Александра Усика над Энтони Джошуа (вроде как и победу признали, но все понимают – неубедительно, халтурно, с политическим подтекстом).

Да, скорее всего, США пойдут на переговоры с Россией, причем за спиной у Украины и даже с минимальным учетом интересов Украины. Проблемы индейцев шерифа не волнуют. Путин попытается сделать все, чтобы референдумы о присоединении оккупированных территорий Украины к Российской Федерации стали главным аргументом в пользу мирных переговоров – ведь если ситуацию пустить на самотек и довести до присоединения четырех областей Украины к РФ, то это приведет к реальной Третьей мировой войне, которая сегодня вряд ли нужна крупным игрокам.

Если же переговоры не состоятся или же зайдут в тупик – Украине следует готовиться к ударам по объектам критической инфраструктуры, к усилению войны и к полному разрушению экономики. Черту допустимого Путин давно перешел и гуманитарные сантименты его мало волнуют.

А вот со своим ближайшим окружением, похоже, Путин в обозримом будущем разберется. Скорее всего, и стиль деятельности Путина претерпит изменения: ведь Путин – это не самодержец, а выражение коллективного сознательного в среде российской элиты. Ротации элит приведут к преображению Путина, но не к его уходу или замене. Другой вопрос, грядет приход новых, еще более жестких и целеустремленных управленцев, которые сменят хорошо знакомых нам российских политиков.

После 70-тилетия мы имеем шанс увидеть совсем другого Путина. И вряд ли нам новый Путин понравится больше, чем старый.

Константин Бондаренко, политолог, руководитель фонда “Украинская политика”

Поділитись